Робин Уильямс: «Спокойной ночи, Вьетнам…»

Посвящается Робину Уильямсу…

Современная журналистика избегает слова «некролог», да и мне оно не нравится, от него веет могильным холодом, слезами, траурными повязками и вычурными венками. То ли дело «пост памяти». Гораздо оптимистичнее звучит, не правда ли? Этот текст ни то и не другое. Этот текст, попытка понять, как нашему внутреннему ребенку теперь жить.

Жаркое вторничное утро разорвало молнией сообщений о смерти Робина Уильямса. Все полосы утренних газет, экраны телевизоров, колонки радио, твиттеры, инстаграмы и ленты новостей соц.сетей наполнились сухими сообщениями о смерти 63-летнего актера. Инстаграмы наполнились, а души опустели.

Он встречал нас бородатый и волосатый, кричащий и убегающий, поучающий на экране в фильме «Джуманджи». Оказывался безумцем, талантливым сумасшедшим, знающим нечто большее, чем знаем мы в фильме «Король-рыбак». Он был безупречным учителем литературы в фильме «Общество мертвых поэтов», о котором мы мечтали, учась в школе, а потом в институте. Он был волшебным наставником в фильме «Умница Уилл Хантинг». И продолжать так можно очень и очень долго. Главное, что образы, которые он создал – разные, противоречивые, сложные, смешные и грустные, не похожие друг на друга, связаны у нас с детством. А с детством всегда тяжело прощаться.

Вся его жизнь была наполнена добрыми ролями, количество отрицательных персонажей можно сосчитать по пальцам одной руки. И даже, наверное, не так, вся наша жизнь была наполнена его добрыми ролями. И поэтому боль прощания так велика и несоизмерима, так неожиданна и так нелепа.

Не хочется думать, почему так случилось, что могло ввести в такую жутчайшую депрессию человека, который всегда был примером радости (пусть на экране), сопротивления злу. Человека, который каждой своей ролью призывал не сдаваться, идти вперед, не смотря ни на что. Это просто немыслимо, терять такого друга так внезапно и так неожиданно.

Сейчас жадные до крови желтые шакалы начнут биться в истерике с пеной у рта, рассказывая всем о том, что он пил под конец жизни, конечно же, упомянут наркотики, которых могло бы там не быть, будут скандировать про депрессию и про самоубийство с криками: «Я ждал, когда он сломается!» или «Так всегда с комиками, на экране веселье – а в жизни черный смрад». Бегая вокруг погребального костра с бубнами, накручивая рейтинги своим пабликам и сообществам памяти.

Хочется закрыть глаза, уши, отойти от всех средств информации и не видеть этого ритуального помойного ведра, в который будут сбрасываться обмусоленные жилы новостей. Включить «Двухсотлетнего человека» и замолчать, представив на два часа, что вот он, живой и добрый, и так будет всегда.

Конечно, во мне сейчас рыдает ребенок, не скрывая своих эмоций и переживаний, не замечая ничего и никого вокруг. Но, видимо, ему пришло время рыдать, нет сил больше сдерживать свои недовольства. Нет сил больше говорить, что, наверное, так надо, так должно было быть. Мой внутренний ребенок не согласен.

Это самая большая беда, что когда наш герой жив и здоров, мы не думаем о его жизни и его судьбе. Мы радуемся, когда он приходит к нам на экран, мы смеемся над его шутками и удивляемся его жизненному упорству. А когда он уходит, по велению судьбы или сам, нам становится не по себе от этого дикого одиночества, которое прилетает как туча после его кончины. Ждать больше некого.

И, может быть, когда пройдет время, и мы достанем диск с «Джуманджи» своим маленьким детям, включим его и окунемся в свое, маленькое, игривое детство, мы поймем, сколько счастья нам принес один единственный человек.

А сейчас, когда маленький ребенок внутри плачет и негодует, у большого человека лишь где-то глубоко покалывает сердце от чувства, что детство уходит, и гордость, что мы успели узнать его живым.

Спасибо вам, мистер Робин Уильямс.

«Прощааааааааааааай, Вьеееееетнааааааам!»