Миша Most: «Я верил, что могу что-то привнести в российское современное искусство»

Граффити и стрит-арт во всем мире уже давно перестали восприниматься как нечто нелегальное и опасное. Сегодня это самостоятельная часть городского пейзажа. Миша Most — один из самых первых уличных художников в России, который вышел за рамки граффити, став представителем современного искусства. Тем не менее рисунки на стенах все равно остаются частью его жизни. Сейчас Миша работает над созданием самого большого граффити в мире, которое войдет в Книгу рекордов Гиннесса. Художник стал победителем конкурса «Выкса 10 000», проходившего в рамках фестиваля городской культуры «Арт-Овраг». Теперь в его распоряжении фасад площадью 10 000 кв. м одного из промышленных комплексов Выксунского металлургического завода, которому в этом году исполняется 260 лет! Впервые граффити можно будет увидеть в дни проведения фестиваля «Арт-Овраг» с 16 по 18 июня. 

«365» поговорил с художником о граффити и стрит-арте в России и в мире, о конкурсе на самую большую стенку и о патриотизме среди уличных художников.

Миша Most, фото: Максим Новиков

Есть мнение, что граффити – это уже не вандализм. Так ли это на самом деле?

Не совсем. Если я пойду на поезде нарисую — это же вандализм. Или на доме ночью — тоже вандализм. То, что люди имеют в виду – это не граффити, а стрит-арт, классическое граффити – оно всегда нелегальное. Стрит-арт и граффити отличаются и визуально, и концептуально, и мотивация там разная. Граффити — это субкультура. Бегаешь, имя свое пишешь или название команды, а стрит-арт — это какие-то рисунки, месседж. Стрит-арт вырос из граффити, да. Если со стороны смотреть, то они где-то рядом: и там, и там ребята баллончиками на стенах рисуют, но на самом деле это не одно и то же. Я вышел из граффити и занимаюсь им до сих пор. Но мои картины и то, что я пойду с парнями название команды нарисую — это разные вещи.

Я начинал с граффити в 1997 году, но однажды надоело писать просто буквы, название команды. Мне казалось, что можно что-то большее выразить этими же средствами. Я хотел оставить послание и знал как это сделать.

Кстати, тогда много уличных художников пришло в искусство – возник интерес у галерей, у профессиональных художников. Те, кто учился рисовать на улицах, у них другой подход, другой визуальный ряд и другая художественная пластика. Я надеялся, что могу что-то привнести в российское современное искусство, могу добавить в него то, чего, может быть, не хватает. Ведь это очень широкое поле. Граффити — такая узкая, зажатая плоскость, стрит-арт – чуть пошире, а современное искусство – еще шире. И в плане аудитории, и в плане жестов, инструментария, того что ты делаешь и как. Холсты, инсталляции, объекты. В граффити у тебя только стена и баллончик. В стрит-арте, в общем-то, тоже, но от граффити он отличается легальностью. 90% стрит-арта разрешенный. Но главное, что это не зритель идет куда-то смотреть на работу, работа сама к нему «приходит».

Фрагмент эскиза Миши Most

Вы сейчас говорили про послание в стрит-арте. Но ведь это необязательное условие, это же может быть просто красивый рисунок на стене – городское украшение, если хотите. Все ли ваши настенные проекты несут какой-то смысл?

Все они о чем-то и про что-то, да.

А в России стрит-арт – месседж или просто картинка?

Знаете, все привыкли, что стрит-арт — это месседж. И это везде так, не только в России. Все началось с Бэнкси, он был первым, кто из стрит-арта выстрелил. А все потому, что стал закладывать смысл в свои работы. Они стали понятны широкой аудитории. Вот там полицейский стоит мочится на стену, а там крыса с флагом куда-то бежит. Это все равно что смешная газетная карикатура, она всем понятна, и это, конечно, месседж. Но с годами перевесили иллюстративность, декоративность, и дело тут как раз в легальности. Город дает тебе стену и не хочет видеть там какой-то провокационный злободневный рисунок. Все хотят что-то позитивное, и именно таким рисункам дается ход. Заказчики диктуют художнику, а он подстраивается. И это касается не только Москвы. В том же Лондоне, например, под стрит-арт выделили маленький район — восточный Лондон, там живут в основном мигранты, такое хипстерское местечко, казалось бы – раздолье для смыслов, но там все равно преимущественно одни позитивные рисунки. И это уже скорее тенденция. Те, кто начинают рисовать, видят и думают: «О, вот это прикольно, вот это людям нравится, я тоже так могу». Я не говорю, что это ужасно, это надо принимать. Поэтому да, действительно, стрит-арт это совсем необязательно какое-то послание.

Фрагмент эскиза Миши Most

От легальности не теряется смысл самого действия?

Ну да, он вообще другой, конечно. Граффити более агрессивное. Взять, например, Бэнкси, он всегда работал нелегально. А сейчас то, что на стене, на фасаде нарисовано – тоже за граффити принимают, хотя это совершенно другая история. Один нелегально ходил какие-то смешные рисунки делал, а другие просто оформили фасад здания за городской бюджет. Может, и они когда-то бегали на поездах рисовали, вышли из граффити, но сейчас занимаются совсем не тем.

Сейчас стрит-арт всячески поддерживают, все стали его более позитивно воспринимать, использовать для каких-то своих целей…

Я бы не сказал, что когда-то вообще к стрит-арту негативно относились. Люди не любили граффити, когда все истэгано (тэг — имя художника или название команды, — ПРИМ. «365»), изрисовано, такое и сейчас встречается. Этого люди не понимали, побаивались, им казалось, что это что-то полупреступное. А потом появилось позитивное граффити. Все подумали: «Они оказывается еще и красиво умеют рисовать». Люди поняли, что если дать легальные стенки, уличные художники будут их красиво расписывать. Поэтому отношение именно к стрит-арту всегда было хорошее, он более декоративный, веселый и разговаривает со зрителем на понятном языке.

Фрагмент эскиза Миши Most

Есть различия между тем, как воспринимается стрит-арт в России и в мире?

У нас делают очень крупные проекты, учитывая, что граффити пришло в Россию с опозданием. Фестивали стрит-арта «Лучший город земли», «Мост» или проекты «Артмоссферы» – все эти инициативы город поддерживал, и никто не сказал: «Да ну, зачем нам это надо». К нам и иностранцев много приезжало. Были такие звезды, как Kobra, например, он Плисецкую нарисовал — участвовал в наших фестивалях. У нас город, можно сказать, даже пропагандировал граффити. Один из первых фестивалей был в 1997 году, посвященный 850-летию Москвы, когда в олимпийской деревне разрисовали огромную стену, художников 15-20 было.

За рубежом много уличных художников в возрасте. Тот же Бэнкси, например, уже не молод, а Blek le Rat— один из самых старых художников. У нас же нет такого.

Blek le Rat, да, ему уже за 50. Бэнкси — другого поколения, ему за 40. Я — следующего поколения, мне за 30. Но в России я считаюсь старым. Потому что граффити двигалось географически и к нам пришло чуть позже. У нас оно стало развиваться только с 97-го, до этого ребята рисовали что-то, но это была не субкультура, а скорее искусство. Они танцевали брейк-данс и граффити порисовывали. Это не было массовым движением. Когда я начинал рисовать, у меня вокруг ничего не было. Граффити, в принципе, достаточно жесткая субкультура.

Фрагмент эскиза Миши Most

Вам никто не говорит: «Ну вот, тебе уже 35, когда займешься серьезным делом»?

Я как раз-таки занялся серьезным делом — искусством. Все наоборот говорят: «Круто у тебя получается, продолжай в том же духе». Если бы я до сих пор только бегал граффити рисовал, может, и услышал бы что-то такое. Но я пошел дальше, люди меня теперь по-другому воспринимают. У меня карьера художника, и неважно успешное это занятие или нет, всем понятно, что именно я делаю. Мне говорили подобное, когда мне было 20 с небольшим, я тогда и сам еще не понимал, чем занимаюсь.

Хорошо, поговорим об Арт-Овраге. Это локальный проект, вдалеке от Москвы и Питера. Что подтолкнуло принять участие — реализация замысла, возможность нарисовать что-то красивое, или это такое достижение, все-таки будет самая большая стенка?

Во-первых, у меня сформировались какие-то творческие линии, проекты, которые мне интересно развивать. Желание сделать еще одну работу из серии «The future of the past» («Будущее прошлого»), но не просто работу, а большую, огромную картину — это вызов, челлендж мне как художнику. Сложности не только в размере, но и в пропорции – будет не квадрат или прямоугольник, а панорама. Важно выдержать баланс и композицию, чтобы ничего «не проваливалось». Во-вторых, это все-таки самая большая стенка в мире. Мне кажется, это круто. Все будут говорить, что в России сделали самую большую стену, приятно иметь отношение к этому. В-третьих, денежное вознаграждение, но оно, честно говоря, для меня в линейке приоритетов было на последнем месте.

Я больше думал о том, что это будет самый большой проект в мире. Создание объекта такого масштаба – интересный опыт для художника. Так представляешь себе земной шар, а у тебя там такая здоровая стенка где-то. Прикольно, по-моему.

В этом есть какая-то патриотическая нотка?

По-моему, круто, что это будет сделано именно в России. О наших проектах на Западе практически ничего не знают. Мы всегда в курсе того, что происходит у них, а то, что у нас – не так хорошо известно. Чтобы пробить эту информационную стену, надо делать проекты и рассказывать о них.

У меня есть опыт разных выставок за рубежом. Одна моя стенка висит в Нью-Йорке (300 кв. м), мне казалось, что она огромная, но сейчас будет еще больше. И все это, конечно, о патриотизме – я имею непосредственное отношение к становлению граффити и стрит-арта в России, двадцать лет этим занимаюсь. Я, грубо говоря, представляю нашу страну на мировом уровне. Все ведь всегда смотрят откуда ты, кто ты там и что сделал. Все знают, например, что Kobra на олимпийские игры в Бразилии сделал стену на 3 000 кв. м. Хотя в России тоже были большие проекты, которые не остались незамеченными. В 2013 году вышел список крупнейших знаковых проектов стрит-арта в мире, Москва оказалась там благодаря фестивалю «Лучший город земли», на котором всего за одно лето разрисовали более 300 фасадов. Такого еще нигде не было.

Фрагмент эскиза Миши Most

Как будет происходить работа над стеной? Будут какие-то помощники?

Должны дать 5 ассистентов. Сам я все не осилю. Там стена примерно 25 метров в высоту, это как 7-этажный дом. А когда поднимаешься на уровень третьего этажа в люльке, каждый раз думаешь, что сейчас у нее поршень сломается, и ты просто полетишь вниз. Еще трясет так, ветер дует. Страшно, конечно, немного, но интересно. Главное, успеть и чтобы обошлось без технических сложностей: ничего не ломалось, нормально цеплялась краска. Боюсь себе представить, сколько там нюансов. Люди могут тормозить, уставать. Сложно.

Баллончиками будете разрисовывать?

Мы будем пользоваться краскопультами, это пистолеты со шлангом для таких объемов. Если что – на месте будем решать проблемы. Краски потребуется очень много. Хорошо еще, у меня эскиз на белом фоне, и мне не придется фасад закрашивать полностью. Опыта нет такой большой работы ни у меня, ни у кого вообще в мире. Но я задумался — такие фасады же как-то красят, когда строят. Значит, и мы сможем.

Фрагмент эскиза Миши Most

Проект, который будет на стене, вырос из «The future of the past», они имеют какую-ту идейную общность?

Да, в создании эскиза-концепции я оттолкнулся от своего проекта «Будущее прошлого», визуальные композиции которого говорят нам о восприятии будущего в отдельно взятый промежуток времени, будь то сегодня или середина прошлого века. Будущее всегда ассоциируется у человека с определенного рода изменениями: в обществе, в его структуре, в человеке самом, в его психологии, физиологии, его отношениях с людьми, с окружающей средой и природой. Человек-ученый, роботизированный человек, элементы из химии, физики и других наук, «записи» этих «ученых» будут представлены в работе. Я хочу визуализировать мысли в голове исследователя, искателя в момент, когда он старается построить картину общества будущего. Тем более в конкурсе были заданы темы — будущее, прогресс, движение – как раз это есть в моих работах. Поэтому я взял серию за основу, стал накидывать эскизы и еще включил туда несколько элементов, связанных с заводом. Я взял их из фотосессий, описаний, статей про завод — специально разыскал информацию. Это своего рода «записки» о возможном будущем. Человек, управляющий техникой, трубы, геометрические объекты, схемы, формулы — все это будет. Развитие происходит слева направо. Все начинается с атомов, а заканчивается большими машинами, крупными элементами. Если смотреть так на картинку, то это как небольшое кино.

Интервью подготовила Анна Рябцева