Интервью с Ромуальдасом Пожерскисом

13 августа в Центре фотографии братьев Люмьер открылась персональная выставка литовского фотографа Ромуальдаса Пожерскиса. Среди фотографий, представленных публике, — работы из 7 важнейших циклов, над которыми автор трудился в период с 1974 по 2005 год. В Москве столь масштабно творчество Пожерскиса выставляется впервые.  Журналу «365″ удалось пообщаться с фотографом и узнать, что он думает о людях и эмоциях, чем же уникальна литовская школа фотографии, и зачем вообще он все это снимает.

Какие работы вошли в состав выставки «Большая Форма», и по какому принципу Вы их отбирали?

Эта выставка посвящена юбилею, моему творчеству уже 40 лет. 40 лет назад я начал фотографировать несколько тем, которые здесь как раз и выставляются. Например, самая первая серия, которая была мне очень близка, — это спортивная серия «Победы и поражения», о мотокроссе. 44 года назад у меня был мотоцикл, и, как старый байкер, c глубокой любовью, я начал снимать. Потому что мне нравится этот звук, запах, эти эмоции и переживания. Это — много-много поражений и очень мало побед. И эти поражения имеют большое влияние на человека, потому что они человека делают сильнее, а победа нет, победа ослабляет его. Я также начал фотографировать в 74-м «Старые города Литвы». Эта серия стрит-фотографии, уличной фотографии. Это фотографии всего, что происходит на улицах, дворцах, маленьких двориках. Кошки, собачки, дети, старики. И у меня была идея снять от утра до вечера или от рождения до смерти, до похорон. Эти два синтеза я и фотографировал в этой серии. Я 12 лет это снимал. Потом пришло такое время, что я понял, что вещи повторяются, уже снял что-то лучшее, и получается, что снять какие-то фотографии очень трудно. Сперва очень легко делается серия, а потом все труднее. Еще такая серия, которая здесь уже выставлялась раньше, это было в январе, общая литовская фотография. Это «Сельские праздники» или, как я назвал серию сперва, — «Католические праздники». Часть фотографий из этой серии я мог показывать, а католические — в то время цензура не позволяла, и у меня эти снимки были в архиве. Теперь эта выставка показывается на слайд-шоу. Здесь представлены и другие тематики. Например, детские больницы. Я к тому моменту уже два года снимал «Старые города» и «Сельские праздники» (а всего «Сельские праздники» я снимал около 20 лет). И получился большой такой роман. Из этого и название выставки Большая форма, наверное. Есть еще «Детские больницы» и другие темы, которые я потом позже начал, например, «Дом престарелых», который я снимал, наверное, 6 лет. И как-то мы не привыкли показывать эти фотографии, пока не созрела полностью серия. Я думаю, что-то похожее и в литературе, когда уже напишешь роман. Ты не показываешь и не печатаешь какие-то отрывки, только полностью роман. Так эту серию я тоже закончил. Как-то в 87 году в Таллине была такая прибалтийская выставка «Янтарный край». Я получил гран-при за эту серию. Но это уже политическое потепление было в 87 году. Такие серии. В одном из интервью Вы давали совет молодым фотографам о том, что нужно дать ответы на три главных вопроса: «Зачем?» «Что?» и «Как?» ты фотографируешь. Что отвечаете обычно на эти вопросы Вы? Во-первых, у меня так было, что я думал, как гражданин своей страны. Литва в то время такое проживала… Даже идеологическое было… Литва и литовский язык должны были скоро исчезнуть, несколько поколений — и не останется Литвы как таковой. Так, одной из наших идей было запечатлеть эти традиции, типажи, ситуации, отношения поколений разных и культуру. Свадьбы, праздники, похороны и католические праздники тем более. Этого не произошло, но фотография осталась. У нашей группы, которая называлась Школа литовской фотографии, была идея показать литовскую культуру. И мы развивали очень разные тематики, разные серии. Но идеей всех серий все равно было показать Литву. Вы часто говорите, что главным объектом вашего внимания при работе всегда остается человек. Почему вы так любите людей? Я люблю людей… Я люблю, наверное, эмоции. Люблю любовь, ненависть… Любовь и ненависть это почти одно и то же. Люблю, когда есть какие-то страдания. В литовской культуре есть старые песни, они очень такие… Они невеселые по сравнению со славянскими песнями. Они грустные, живущие у человека где-то в душе. Был такой даже вопрос: почему такие грустные литовские фотографии? Это, наверное, изнутри все это идет, глубинная вещь. Я люблю, когда много людей. Я люблю, когда кто-то ходит, какие-то массы. Католические праздники, например, — там тысяча людей с флагами, они молятся. Это движение, мне нравится. Мне нравилось снимать политические события, когда тоже были массы людей, полные улицы, площади. Мне трудно снимать, когда что-то не движется. Вот, натюрморты не могу снимать. Здесь уже другой мир. Вот Вы говорите про эмоции, Как на Ваш взгляд, какая самая сильная эмоция? Ну, самая сильная – это, наверное, любовь. Можно даже сказать, эротическая любовь. Тот же секс. Чего очень мало в фотографии, и фотографы, наверное, этого чувства боятся… Сама фотография — это как бы отпечаток реальности. А реальность действует как раз в своей документальности. Если в поэзии очень много о любви пишут, если, например, взять романы или театр, там тоже есть очень много эмоций. Если взять тексты песен, которые мы сейчас слушаем по радио, то там почти 99% о любви. А если взять фотографию, там уже нет такого. Мне нравится, когда есть какие-то психологические глубокие отношения между людьми. Даже если смотреть на мои фотографии, то там есть маленький рассказ, маленькое событие, на каком-то фоне — или на фоне природы, или на фоне старого города. То есть, какой-то маленький театр. Как Вы считаете, может ли зритель, смотря на фото, узнать что-то о его авторе? Что может узнать посетитель выставки Большая Форма о Вас? У меня была выставка в 79 году в Болгарии. Я поехал поездом, и там меня встречала женщина, которая была председателем болгарского союза фотохудожников. Все ушли с перрона, я остался один, она пришла и говорит: «Это вы Пожерскис?» Я говорю: «я.» — «А я думала, что старичок будет…» По моим фотографиям она думала, что мне уже совсем 80 лет. Выглядели фотографии как взрослого (смеется). Это другое, между мной и моими фотографиями есть большая … Как бы сказать… Дистанция. Я и студентам своим говорю, вы не сливайте себя, свои эмоции и чувства со своим искусством. Потому что ваши чувства они… Что-то там пропало, у вас какая девушка убежала, какие-то ваши страдания… Они совсем не интересны для других. Интересно, что вы мыслите, что вы думаете, какой у вас взгляд на мир. Но не ваши эмоции. Мои фотографии и я — это совсем разные миры. Я издал альбом, для него я 63 девушки снимал. Я снимал их всех голых. И я всегда держал ту же самую дистанцию. Потому что у всех этих девушек есть свой мир, свой жизненный опыт, свое отношение. И меня это не очень-то интересовало. Какая фотография востребована современным зрителем? Это очень трудно сказать, что такое современный зритель. Ну, молодым поколением. Я думаю, что сейчас жизнь перешла из реального мира в интернетный мир, виртуальный. И этот виртуальный мир очень быстро визуально читается. Очень быстро появляются какие-то эмоции и очень быстро забываются. Замечаете ли вы разницу между, например, российским и литовским зрителем? Ну, это трудно так сказать, потому что фотография живет как бы три жизни. Первая — до создания фотографии. Вторая — когда ты создаешь эту фотографию, печатаешь, и третья жизнь — это после работы, когда она где-то печатается, уже выходит в мир. Ту, третью жизнь я почти не знаю. Какая реакция, как зрители смотрят. Я подарил свой альбом одной российской женщине, она сейчас делает фото-кемпинги. Она теперь живет… Она Мария, живет в Риге, но она русская. И она не знала меня, когда я был на этом кемпинге (я представитель Sony в Литве, они меня, бывает, посылают как представителя). И потом, через год или полгода, она мне написала: «Вы знаете, я когда открыла ваш альбом, я попала а другой мир. И когда мне плохо бывает, какие-то проблемы в жизни, я посмотрю несколько ваших фотографий, и я восстанавливаюсь». Такие вещи тоже могут быть, которых я не знаю. Как вы считаете, повлияла ли каким-то образом литовская советская фотография на творчество русских советских авторов? Думаю да, потому что сперва литовские авторы, критики, и московские в том числе, возили по советским клубам Суткуса работы и каунасских авторов, Мацияускаса, и рассказывали, как нельзя фотографировать. Но эти клубные фотографы, им когда москвичи сказали, как нельзя фотографировать, значит, они думали, как надо фотографировать. Это была реклама такая. Когда я приезжал в Новосибирск где-то 15 лет назад, там моя выставка была. Так, местные фотографы говорят: «Мы видели фотографии в разных каталогах, изданных в Японии или, там, Австралии, и, если фотография прибалтийская, мы всегда говорим: вот эта прибалтийская, вот в первый раз в жизни это видим». Потому что это была уникальная фотография, которая, как бы сказать… Она другая, чем европейская фотография. Я думаю, что главное для литовской фотографии — общая гуманность. Это гуманность, это теплота к человеку, любовь к человеку и любовь к традициям, природе, литовской культуре и так далее. Вот это можно сказать о литовской фотографии