Развитие хоррора как мейнстримового направления

Мне больше не страшно.

Мне удается вспомнить тот ажиотаж, вызванный выходом «Хостела».  Тогда ещё школьники стремились увидеть фильм, в котором главный акцент сделан на повреждение и расчленение человеческой плоти. Особенности этого действа, а также неожиданные факты из биологии и анатомии со смаком обсуждались,  перевирались и вообще, считалось, что это прям ну очень круто.  Такой тогда хайп был – увидеть на экране как кому-то протыкают глаз.

И вроде бы, на первый взгляд, ничего удивительного в этом нет. Зрелище страданий человеческого существа, вынужденного распрощаться с конечностью или органом, всегда было центром интереса широкой публики. Все же подаренные природой инстинкты под кока-колой и христианством прячутся с натужным усилием. В итоге получается как раз-таки тот культурный продукт, внимание и благосклонность к которому никогда не утихнут. Скорее наоборот, с ростом оберточной гуманизации общества, повышение соответствующего спроса на рынках будет увеличиваться чуть ли не экспоненциально, проникая даже в теневые его секторы. Если говорить прямо – не каждый вид искусства имеет свой сектор в андерграунде, и речь тут не о модной музыке, а самой настоящей клоаке. Как раз той, где обитают действительно мрачные бородатые  дядьки с мутными от героино-амфетаминового прихода глазами. В пространстве, где информация распространяется не на файлообменниках, а на сальных флешках, снующих по потным рукам с черными, поломанными ногтями. Это настоящий и совершенно не романтичный современный нуар, который происходит вокруг одной неприятной вещи – снафф фильмов.

Но пока суровые мужчины продолжали заниматься своими нехорошими вещами, на круг их интересов вырисовывался по-настоящему мейнстримовый тренд. «Хостел» обзавелся продолжениями, «Пила» стала настоящим сериалом, а это только самые заметные франшизы. Учитывая же бесчисленное количество переделок, дешевых аналогов и подпевок, казалось, что жанр пришел глубоко и надолго, и удовольствие наблюдать мучения актеров нам будет обеспечено на постоянной основе. Непонятным оставалось только одно – почему это все зовется «хоррором».  В конечном итоге, основная тематика – кровь и боль — вызывает не страх, а отвращение. Пришедшие на замену готическим замкам, древним особнякам и сокрытым гробницам грязные желтоватые подвалы подразумевают далеко не ужас и уважение перед неизведанным, а обычное ощущение мерзотности. От самой сути жанра хоррор осталось единственное: помещение человека в заранее опасные для него условия. Правда, здесь это не самоцель, как в том же «Чужом», а сюжетная необходимость. Ведь довольно тяжело обосновать, почему кому-то отрезают руку в погожий летний день в городском парке.

И все же, в абстракции от критики, подобный тренд существовал и развивался. Постеры аналогичных фильмов, по десяток на сезон, на улицах городов, вездесущие трейлеры – благодаря накопительному эффекту, эстетике стало тесно в сфере киноиндустрии, и она брызнула на весь масс-медиа продукт. Видеоигры, книги, атрибутика – далеко не полный список. По мановению волшебной палочки все становилось злее, кровавее, жестче и надевало морду свиньи себе на голову.  Буйным цветом разросся доселе не особо известный поджанр рэпа – хорроркор. Весьма специфическая поэзия хрипловатым голосом, наполненная безапелляционно правдивой бытовой физиологией ложится на минус из тем фильмов ужасов. При должной самоотдаче слушателя, данное направление призвано достичь эффекта, будто поймавший его маньяк нашептывает ему на ухо перед неминуемой расправой. Стихи, то бишь.

Однако, точка зрения на вечную нишевость и популярность задокументированной боли рассыпалась в прах, стоило выйти в прокат «Паранормальному явлению». Десять дней съемок, 15 тысяч долларов и никакого членовредительства неожиданно привели к культовости и появлению чуть ли не самого жанроопределяющего фильма.

С одной оговоркой. Безусловный успех ленты дал понять индустрии, что кровь-мясо-кишки уже не завлекают публику так, как прежде, и можно возвращаться к списку старых, проверенных приемов.  А их, по сути, и не так много.  Психологию человеческого страха, так как её видит киноиндустрия, легко расписать по пунктам, скомпоновать, чтобы по готовой схеме поставить на конвейер (как, собственно, и делают).

В первую очередь современный хоррор «паранормальной традиции» характеризуется заигрыванием с христианством. То могут быть ведьмы, демоны, демоны в ведьмах, демоны в куклах и вообще самые разнообразные вариации демонов-в-чем-то. Что, в принципе, весьма логично. Христианство — это не только культурная кодировка, отчаянно запихиваемая в моральный аппарат с детства. С дремучих времен, когда оно приходило на замену язычеству, можно было наблюдать интересный момент. Население довольно легко меняет своих духовных кумиров на новых, и убедить деревенщину, что называть своего покровителя Иисус – круче, чем использовать слово «Один». А вот то, с чем могут возникнуть сложности – это перемена существ, которых народ боится. Как бы те же барабайка и снежный тролль представляют гораздо более реальную угрозу, чем Сатана, и убить ночью дубиной могут ещё при земной греховной жизни. Но защищать от них теперь будет не Тор с молотом войны, а Боженька со Святаго волей. Потому, любое покушение на религиозную атрибутику и христианский дискурс воспринимается как акт Чистого Зла и, мало того, достаточно могущественного, чтобы обойти существующие системы обороны. Особенно подобный момент заметен при прочтении Гоголя. Однако ж, чем дальше в гору, тем влияние христианства, слава богу, уменьшается, потому утилизовывать надо ускоренно, а то совсем кормушка исчезнет.

Второй же неотъемлемый аспект ужастика – использование POV в том или ином виде. Идея состоит в том, что зрителю будет гораздо страшнее, если он будет ощущать эффект своего присутствия в конкретной ситуации. На деле же  это банальное отсутствие желания работать на атмосферу. В том же «Чужом» зрителю совершенно до лампочки, откуда именно он наблюдает сюжет – он все равно там, в холодном космосе, и бояться любого шороха он будет точно так же, как если бы Рипли зачем-то весь свой путь проделала с камерой в руках. Конечно, существуют фильмы, где подобный прием более, чем оправдан, попихать это в каждый хоррор на правах чуть ли не требования жанра – бред.

Другой идеей стало использование уже начинающей подванивать концепции Дома, в общем смысле – месте, где проживают герои. Тут трудно не признать, сам замысел пенетрации пространства, которое ты считаешь своей крепостью, враждебными силами  вызывает чувство животного дискомфорта. Для понимания этого факта, достаточно вспомнить последний случай, когда ночью сквозняком открыло дверь. Это гораздо интимнее и неприятнее, чем если они бы они одолевали, скажем, на работе или фаст-фуде. В целом, конструкцию современного хоррора можно описать, как «не жалующие Бога силы врываются к тебе домой, а ты все это снимаешь, дурилкин». И, как и в случае с пилообразным состоянием киноиндустрии, «паронормальный тренд» оказал свой собственный кумулятивный эффект. Зритель начал требовать больше мистицизма и меньше непосредственного насилия, а общий пугающий образ все больше смещался в сторону худощавой женщины с длинными волосами, вместо накачанного мужика с тесаком.

Однако, в отличие от кровьмясокишки, развитие «паранормальности» шло параллельно с совершенно другой культурной плоскостью, которая как никогда остро впитывала и реагировала на любые колебания медиа-рынка.  Речь, конечно, идет о хипстерстве. В своих экспериментах с музыкой и прочим они погружались на такие пучины, около которых стоило ставить табличку «Оставь надежду, всяк суда входящий». Дошло до того, что плееры стали заполняться еле разбираемым синтезированным шумом с нечитабельными названиями, состоящими из символов. Но в течение довольно продолжительного времени всему этому отсутствовал какой-либо вектор, и всякий был на что горазд.

И тут фильмов про одержимость и демонов вдруг стало так много вокруг, что решение пришло само собой. На продукцию налепили название «вичхаус», саунд взяли у популярного коллектива «Crysta lCastles» и успокоились. Объяснить что именно это такое, достаточно просто. Представьте синтезированные три тона на ревербе и дилее под 80 bpm на фоне модной девчушки, кричащей всякие несуразности.

И не то, чтобы это было плохо. Конечно, нет. Однако, наблюдать подтверждение фразы «Я – то, что я вижу», довольно забавно. Даже такая простая вещь, как постеры к фильмам, развешанные по городу, действительно оказывают теневое влияние на медиа, и зачастую довольно сильно. В чем здесь преогатива именно хоррора —  пожалуй, это действительно серийный продукт. В  современном кинотеатре в расписании может не быть драмы или приключений, но что-то этакое, «мистическое», будет обязательно.  С большим трудом можно предсказать, какой именно курс ужастики возьмут в следующий раз. Может, снова кровькишки, а вдруг в струю войдет жанр «экзистенционал-хоррор», было бы круто. Или мы вернемся к моде на маньяков и пугать нас будет Джейсон, Крик и прочие.

Просто надо учитывать, насколько современный культурологический пласт, мало того, что дрожит, как осиновый лист, так и связан гигантским количеством незаметных на первый взгляд нитей. И хорошее понимание этой структуры вполне может стать неплохим подспорьем для выхода на рынок.