Геза Рёриг: «Я бы хотел попасть в фильм «Сын Саула», даже если бы мне предложили быть осветителем»
22 июня 2016, 15:33
В рамках проходившего в Москве с 14 по 21 июня второго Московского Еврейского Кинофестиваля оскароносный фильм «Сын Саула» представил лично актер Геза Рёриг, исполнивший в нем главную роль. «365» удалось встретиться с Рёригом и поговорить о картине, о его персонаже и о том, что же за метафора кроется во фразе «сын Саула».
Что это за ощущение – вдруг стать всемирно известным актером?
Мне 49 лет, я уже не первый день живу на белом свете. Эта новая ситуация не сильно повлияла на мою жизнь, мои приоритеты никак не сместились… Да, может быть, я сейчас всемирно знаменит, но не исключено, что это ненадолго. Поэтому я очень трезво и реалистично оцениваю эту ситуацию.
Как вы попали в фильм «Сын Саула»?
Мы знали друг друга с Ласло Немешем (режиссер фильма «Сын Саула. – Прим. «365».) еще до съемок фильма, но что касается роли Саула Аусландера, до последнего не было известно, кто же ее будет играть. И с самого начала фильм не задумывался как лента с моим участием, это решение было принято в последний момент и, в общем-то, случайно. Изначально было условие, что главную роль здесь должен играть актер мало известный публике, требовалось новое лицо, а не кто-то примелькавшийся. Оставалось около трех месяцев до начала съемок, а Саула все еще не было. И тогда наш общий друг свел нас с Ласло (Немешем), рассказал режиссеру обо мне, меня пригласили в Будапешт, где и начались мои пробы, которые длились месяц. Это было время очень напряженной работы, и уже по окончании проб Ласло Немеш сказал продюсерам, что в роли Саула он видит именно меня.
Кадр из фильма «Сын Саула»
Какое впечатление на вас произвел сценарий, когда прочитали его впервые?
Что касается сценария… Когда я его прочитал, он произвел на меня очень сильное впечатление. Еще до того, как я его увидел, когда мы разговаривали о проекте, то, честно говоря, я отнесся к нему скептически. Эта тема не раз использовалась в кинематографе, мне казалось тогда, что это будет такой избитый сюжет, избитый мотив… Даже немного китчовый – то есть такая сентиментальная история. Но когда я увидел сценарий, все мои сомнения отпали. Я был очень приятно удивлен тем, что я прочитал – сценарий был отлично написан. Он смотрел на этот вопрос с новой стороны, с новой точки зрения. Тогда я понял, что можно сделать очень сильный фильм и что этот фильм должен быть снят. Так получилось, что мне выпало сыграть в «Сыне Саула» главную роль, но даже если бы мне предложили быть осветителем или вообще делать что-то второстепенное, я бы с радостью согласился, чтобы поучаствовать в этом проекте.
На съемках фильма «Сын Саула»
Как вы готовились к роли?
К тому моменту, как попасть на съемки «Сына Саула», я уже 16 лет жил в Нью-Йорке, а все остальные, кто участвовал, были в Будапеште. Так что я должен был готовиться самостоятельно. И передо мной было два аспекта. Первый – это чтение. Я ходил в библиотеки и читал по-английски, по-польски, на иврите и на венгерском языках. Мне нужно было собрать как можно больше информации о том, как функционировала вот эта группа людей, которая называется «зондеркоманда», сопровождающие пленников лагерей в газовые камеры и фактически помогающие их уничтожать. Я очень много информации собрал, скопировал документы о судебных процессах, которые велись в 60-х годах прошлого века в Германии; в них, в частности, принимали участие многие выжившие и уцелевшие из тех, кто действовал в таких командах… Надо сказать, меня не интересовало, что они говорили и что они чувствовали во время таких процессов. Мне было важно понять, что они ощущали вот тогда, в том времени, когда все это происходило. Ведь, по сути, то, что происходит в фильме, это один день одного человека, и мне важны были все мельчайшие детали, техническая сторона дела – как это было, что значило вытащить у кого-то золотой зуб, сколько человек они выносили за один раз из печи для захоронения… То есть именно такие детали. Я читал, читал, читал и понял, что эти люди не испытывали никаких чувств. Они не грустили, не плакали… Они превратились в призраков, в зомби. Они деперсонализировались. Эти люди жили одним моментом: перед ними появляется задача, опасность, они ее решают и переходят к следующей. Чтобы к этому состоянию прийти, мне понадобилось какое-то время… Это не одна минута, конечно. Второй аспект – это физический. Мне нужно было сбросить вес, мне нужно было весить меньше 60 килограмм. Эти два аспекта так параллельно и текли. В общем, это был тяжелый для меня процесс. К моменту, когда съемки начались, я понял, что я дальше не могу тянуть, мне надо начинать сниматься, потому что все это было для меня слишком деструктивно.
Кадр из фильма «Сын Саула»
В процессе съемок был ли момент, когда вам хотелось взять тайм-аут из-за общей сложности картины? Может, какая-то особенно тяжелая сцена?
Нет. Дело в том, что процесс съемок стал для меня в каком-то смысле отдушиной. Я смог найти выход для того, что у меня накопилось. Мне было очень тяжело до съемок и после, а сам процесс был таким способом вывести эти ощущения за пределы собственного «я». Многие вещи мне помогали в этом – это и грим, и костюм, и реплики моего персонажа, сама съемочная площадка, другие актеры. Сам съемочный процесс был переходом от пассивности к активности, я был очень сосредоточен, можно сказать, я превратился в этого человека, в Саула… В чем суть, в чем смысл его существования? Это такое заторможенное состояние, заторможенное. Человек просыпается – и приступает к своим обязанностям. Это такой акт самозащиты инстинктивный. Отсутствие мыслей, отсутствие чувств, надо как можно более эффективно от всего абстрагироваться. Это состояние приближено, может быть, к животному существованию. Интересно, что волна депрессии настигла меня именно по завершению съемок, а во время самого съемочного процесса не было такого момента, когда мне хотелось покинуть площадку.
Кадр из фильма «Сын Саула»
В чем для вас заключается метафора, символ, скрытый во фразе «сын Саула»?
Саул пытается спасти тело мальчика, не душу… Вообще, в этом фильме три Саула. Первого мы видим первые пять минут фильма. Это живой мертвец, это робот. Ясно, что этот мальчик – не его биологический сын, это такая метафора. Происходит чудо: мальчик выживает в газовой камере. Но затем на глазах Саула его убивают вновь. И это как бы подтолкнуло героя к жизни, это было такое пробуждение. Он почувствовал эмпатию, он что-то вообще почувствовал… И поэтому он благодарен этому мальчику – этот ребенок его, фактически, вернул к жизни. Но как можно его отблагодарить? Он мертв, его нельзя накормить, его нельзя одеть. Единственное, что для него можно сделать – это похоронить. Это, может быть, даже неосознанное движение, но Саул это делает, потому что благодаря этому мальчику он чувствует себя человеком. Он теперь живет не просто так, у него есть цель в жизни. У него есть стремление что-то сделать для другого человека. Ведь все вот эти его товарищи, которые готовят побег – они, можно сказать, поддаются какому-то животному стремлению к спасению самого себя, делают это для самих себя. А Саул что-то делает для другого человека, и это более высокий уровень… Это его стремление – своего рода мания, это то, что побуждает его к жизни, то, что заставляет его выйти из этого летаргического сна. И, наконец, третий Саул, которого мы видим после того, как он теряет тело мальчика в реке. С одной стороны, получается, что Саулу больше не ради чего жить, но при этом в каком-то смысле он все еще выполняет свою миссию. Да, ему не удалось похоронить мальчика, но, по крайней мере, он спас его от огня. И, вероятно, кто-то другой, кто найдет тело, сможет его похоронить… В этом смысле для меня важна улыбка, которую мы видим в конце на лице Саула. В каком-то смысле он выполнил свою миссию, поэтому мы видим, что он счастлив… И поэтому на его лице появляется улыбка.
Будете ли вы продолжать сниматься?
Да. Еще в одном фильме. Уже знаю в каком. Не могу пока рассказывать подробно, но да, буду.
Беседовала Светлана Иванова
