Алина Сахненко

Начинающая писательница Алина Сахненко о Сочи, выходе в массы и
запрете на просмотр «Зачарованных».

У каждого в жизни наступает момент, когда школьных Грибоедова, Пушкина, Гоголя и прочих хочется поставить на полку со словами: «Вы, ребята, конечно, молодцы и вообще… классики». Поставить и взять чего-нибудь свежего, с пылу с жару, только из под пера молодого автора. Легко сказать, но не так легко молодых авторов отыскать. Оно, конечно, понятно, что как минимум пятая часть ваших знакомых публикует в социальных сетях стишки собственного сочинения, а то и какую-нибудь прозу малой формы. Однако мало кто занимается литературой всерьез. Эти люди пока не успели засветиться, да большинству из них и не суждено. Они сбиваются в кучки и читают на творческих вечерах и прочих мероприятиях, куда рядовому обывателю пробраться бывает нелегко. Корреспондент редакции 365 пообщалась с молодой писательницей Алиной Сахненко.

Алина вот уже как 2 года перебралась из знойного Сочи в Москву и учится в МГУ, в ее произведениях сочетается южный колорит и столичная элегантность. Сейчас она работает над современной версией «Онегина» и с радостью рассказала нашему корреспонденту об этом процессе.

365: Как ты думаешь, у тебя было какое-то особенное воспитание, отличное от того, как воспитывали детей из твоего окружения?

Алина: Меня не водили в детский сад и запрещали смотреть «Зачарованных» – это, собственно, основные отличительные черты родительского воспитания. В остальном, я воспитывалась, как и большая часть окружения, «дворовым» детством, суровой иерархией «Казаков-разбойников» и отчаянной грубостью уличного футбола.
Если откровенно, я росла в одном из тех маленьких российских посёлков, которые режиссеры любят вставлять в кино про советские бумкомбинаты, революции и колоритное бытие южных провинций; в таких посёлках культурная программа сводится к самодельным ребячьим спектаклям для соседской публики (5/10 руб. за билет, на улице, «Ромео и Джульетта», например) и к самостоятельному прочтению книжек. В таком режиме и воспитывались. Просто книжки у всех были разные. Да и читали: кто больше, кто меньше.

365: А где, как ты думаешь, легче продвинуться: в Сочи или Москве?

Алина: В Сочи все друг друга знают. Будто вместе с прививкой от оспы (её ещё ставят?) лялькам прививают базу данных городской переписи населения. Куда продвигаться-то? И так уютно. Это дом, юг; слишком жарко, влажно, вульгарный климат. Там хочется гранатовой чурчхелы и удобного лежака. Не знаю, где легче. Попробую в Москве – расскажу. Но вообще, интернет есть всюду. Он и в помощь!

365: Вот ты уже два года как в Москве. Как планируешь выходить в массы? Какие шаги уже предприняла?

Алина: Для начала хочется выйти в люди – не в массы. В люди – это когда ты понимаешь, куда идёшь, с кем и как говоришь; когда работает обратная связь, когда есть конкретные мнения и комментарии, отзывы, обсуждения, лица, когда ты запоминаешь людей, а не пролистываешь лениво, как батальные сцены в «Войне и мире». Массы, как мне кажется, это когда невозможно вычленить что-либо из твоей же массовости, даже тебя самого.
Сложно это как-то. Понимаешь, есть «Пятьдесят оттенков серого», а есть «Несвятые святые»… Массовость – она тоже разного свойства бывает (как по мне – второй вариант приоритетнее).
И ещё. Время от времени возникает вопрос: «А не д*рьмо ли я написал?» Так вот с д*рьмом идти ни в массы, ни в люди не хочется – д*рьма без того хватает. Потому, пока не получу от себя уверенного ответа на вопрос, никаких шагов не предпринимаю (здесь очень модная, в стиле философских пабликов ВК цитата из Б. Пастернака: «Позорно ничего не знача, // Быть притчей на устах у всех).
Хотя можно бы выйти на Арбат да почитать, громко и по-авторски, своего «Онегина» 🙂

365: Что ты считаешь своими достижениями на писательском поприще?

Алина: Хм… Зачатая в феврале этого года современная интерпретация «Евгения Онегина». Этакая версия 2.0. Теперь ведь зачастую переиначивают прошлое на манер настоящего. Вот и я решила: почему нет, почему бы не попробовать? Импортировала героев, синхронизировала их с нынешней реальностью, наделала типичными чертами и типовыми ситуациями. Пишется медленно (в перерывах между делами, что называется), но, надеюсь, к концу лета завершу. Вот. Пожалуй, в какой-то мере «Онегиным» горжусь (точно скажу после того, как допишу финальную строфу); стараюсь соблюсти баланс между «развлекательным чтивом» и содержательным, продуманным проектом.
Есть ещё идеи и сюжеты на стадии воплощения, которые, надеюсь, получатся.

365: Я понимаю, что «Евгений Онегин» — это всегда, что-то эпохальное для русского человека, пусть и 2.0. Про него можно писать отдельное интервью. И все-таки расскажи для тех, кому пока не посчастливилось заглянуть на твою страницу, о чем первые 3 главы?

Алина: Ого. Работёнка в формате Брифли. Пусть так: о том, как наша с вами действительность породила современного Онегина (отчасти благородного мажора), Татьяну (отчасти филологическую деву), Ленского (мечтателя/актера/режиссёра, но не хипстера) и второстепенных персонажей. Эскизное описание.
Сюжет – классический, но адаптированный «под сейчас», оснащенный нашей эпохой (или хотя бы попыткой эту эпоху в текст вложить). Любовь. Ревность. Интриги. Расследования. Вечные несущие балки литературы, что уж.

365: Что для тебя весомее: стихи или проза?

Алина: Проза. Мне в ней уютнее, содержательнее, удобнее. Проза, – серьезная, к которой хочется прийти, – требует чёткости, структурности при работе с крупными фрагментами. Лирика лаконичнее, она дисциплинирует, не допускает половодья мыслей и смыслов, какие могут проникнуть в прозу просто из-за её тяготения к объемности. И всё-таки проза.

365: Какие темы актуальны для тебя как для писателя? 

Алина: Пишите: быт. Прошлое. Воспоминания людей. Сейчас пишу небольшой рассказ о «детях войны» на Дальнем Востоке, которые выменивали у пленных японцев крепдешиновые платочки за кусок мятого хлебного мякиша, хотя сами только-только перестали варить суп из червивой лебеды, чтобы повязать эти платочки на шеи и носить вместе с красивыми новыми платьями, шитыми из парашютов, принесенных отцом с войны. В общем: тема моя – людская память.

365: Продать душу за популярность, за место в людской памяти — это про тебя?

Алина: Нет. Даже в аренду на 49 лет – ни-ни. Никаких сделок по купле/продаже душ.

365: Тебе знаком, так называемый, творческий кризис?

Алина: Нет, но знакомы лень, тлетворное состояние успокоенности и нехватка времени.

365: А бывает такое чувство, что «ну просто хоть режьте – не могу не писать»?

Алина: Бывает. Создаешь файл, пишешь. Раньше это выливалось на стены социальных сетей. Но чем старше становишься, тем больше неопубликованных «не могу не писать» хранится в папках на рабочем столе.

365: Тебе всего 20, так что вопрос о будущем очень актуален. Как ты видишь свою писательскую карьеру через 10-20 лет? Сидишь на террасе пентхауса на Красной поляне и неспешно раздумываешь над очередным бестселлером или, например, как Быков, сочиняешь гражданскую злободневную лирику и декламируешь ее с эстрады?

Алина: Всё, что я хочу поместить «в будущее» сегодня, – это минимум три ребёнка от любимого мужа. Прочее рисовать и воображать не хочу. Определять геопозиции – тем паче! … Но да-да, Сочи я люблю.

Познакомиться с творчеством Алины можно на ее персональной странице.

Фото: Алина Сахненко