Писать как Эрнест Хэмингуэй

21 июля 2016, 16:18

Что значит быть настоящим писателем? Чтобы ответить на этот вопрос, «365» вспомнил творческие секреты Эрнеста Хэмингуэя, которому сегодня, 21 июля, исполняется 117 лет. В память о нем, мы попытались разобраться в том, что значит «писать по-хэмингуэевски», а также представить, как звучали бы известные сейчас романы, если бы они были написаны им.

Писатель, журналист, лауреат Нобелевской премии, мучимый частыми депрессиями, страхами, неуверенностью и заглушающий все это то виски, то вином. Боксер в юности. После – полицейский репортер и шофер-доброволец Красного Креста во время Первой мировой войны. Всё это — Эрнест Хэмингуэй.

Он родился в 1899 году в штате Иллинойс, США. Сегодня все его знают как автора повести «Старик и море» и романов о войне. Он подарил миру идею «потерянного поколения» и научил писать по методу «айсберга». Он много путешествовал, и эти поездки отпечатывались шрамами на его теле, а его творчество оставило значительный след в литературе ХХ века. Так что значит «писать как Хэмингуэй»? С чего начать? О чем рассказать? На эти вопросы сам автор в письме к Максвеллу Перкинсу ответил так: «… какого бы успеха я не достиг, это случилось благодаря тому, что я пишу о том, что знаю».

Эрнест Хэмингуэй

Эрнест Хэмингуэй

Хэмингуэй начал свой путь писателя сборником рассказов «В наше время», изданным в Нью-Йорке в 1925 году. Ведущая тема в нем – воспоминания о войне. Главные герои – «потерянное поколение». Этим термином Хэмингуэй объединил людей, судьбы которых перемолола в труху война, которым после ее окончания некуда было идти потому, что на поле боя они ушли школьниками или студентами, а вернулись постаревшими на десятки лет, не имея и малейшего понятия о том, как теперь жить. В своих дальнейших рассказах и романах о войне ему удавалось предельно точно отразить внешний мир и психологическое состояние своих героев. Всё это достигалось с помощью подтекста. Этот метод Хэмингуэй часто использовал и довел его до вершины, до так называемого «айсберга». Этот прием маскирует авторскую идею и отношение, но сохраняет эмоциональную связь с читателем до такой степени, что закрывая книгу Хэмингуэя, появляется ощущение, что ты только что был участником разворачивающегося повествования.

«Все хорошие книги похожи тем, что они правдоподобнее действительности, и когда ты заканчиваешь читать, остается ощущение, будто все описанное произошло с тобой, а затем — что это принадлежит тебе: добро и зло, восторг, раскаяние, скорбь, люди, места и даже погода. Если ты можешь дать все это людям — значит, ты писатель»

Возвращаясь к вопросу о том, «как писать?» можно сказать, что надежнее всего будет повторить весь жизненный путь писателя со всеми ямами и ухабами. Ведь стиль и мироощущение формируются только опытом. «Во-первых, нужен талант, большой талант. Такой, как у Киплинга. Потом самодисциплина. Самодисциплина Флобера. Потом нужно ясное представление о том, какой эта проза может быть, и нужно иметь совесть, такую же абсолютно неизменную, как метр-эталон в Париже, для того чтобы уберечься от подделки. Потом от писателя требуется интеллект и бескорыстие, и самое главное — умение выжить».

Хэмингуэй и крупная рыба

Хэмингуэй и крупная рыба

Но в середине 50-х годов прошлого века, редактор The Paris Review Джордж Плимптон встретился с Эрнестом Хэмингуэем, где последний поделился некоторыми секретами.

При жизни он настаивал на том, что говорить о писательстве – это попусту тратить время, однако в своих письмах и интервью, возможно и не желая того, он говорил об этом: «Нет никакого символизма. Море – это море. Мальчик – это мальчик, а рыба – рыба. Весь символизм, о котором рассуждают люди, — это дерьмо собачье. То, что происходит по ту сторону – это то, что ты видишь, когда имеешь некие знания».

Следует отметить и метод написания текстов, который практиковал Эрнест Хэмингуэй. Так, Сэлинджер писал свои романы голым, Набоков заканчивал свои произведения лежа, а Хэмингуэй писáл стоя. Джордж Плимптон рассказывает: «Эта привычка была у него с самого начала. Он стоит в мокасинах, которые ему велики, на шкуре антилопы, перед ним — печатная машинка и доска для записей на уровне груди».

«Нет никакого символизма. Море – это море. Мальчик – это мальчик, а рыба – рыба. Весь символизм, о котором рассуждают люди, — это дерьмо собачье. То, что происходит по ту сторону – это то, что ты видишь, когда имеешь некие знания»

Хэмингуэй начинал писать сразу, как только чувствовал внутренний позыв. Когда слова не могли держаться внутри и вырывались наружу. Сам Хэмингуэй говорил: «Если вам хочется избавиться от какой-то мысли, запишите ее». Приступая к работе, он клал бумагу на доску для чтения, облокачивался на нее левой рукой и писал. Почерк его был крупным, как будто детским, и он так же по-детски забывал о знаках препинания, а вместо точки порой ставил крестики. Хэмингуэй переключался на машинку только в том случае, когда текст шел быстро или когда это были диалоги.

Писатель всю жизнь обожал кошек

Писатель всю жизнь обожал кошек

Он пристально следил за своим творческим прогрессом. К стене под охотничьим трофеем – головой газели – он прикрепил стенку картонного ящика, на которой была нарисована таблица. Цифры в ней обозначали ежедневное количество написанных слов, «которые изменяются от 450, 462, 1250 обратно к 512 — лучшие результаты были сделаны в те дни, когда Хемингуэй брал дополнительную работу, чтобы на следующий день не чувствовать себя виноватым за то, что он потратил время на рыбалку в Гольфстриме», — рассказывал Джордж Плимптон.

«На девяносто страниц дряни я пишу одну страницу, достойную восхищения. Дрянь я, по возможности, отправляю в корзину для мусора». Хэмингуэй мог писать в каких угодно условиях — в номерах испанских отелей и на чердаках Парижа — и говорил: «Если писатель перестанет наблюдать, ему конец».

хэм5

Хэмингуэй принимался за работу ранним утром и очень ценил время. «Когда я работаю над книгой или рассказом, то предпочитаю писать ранним утром — как только появятся первый лучи. Никто тебя не побеспокоит в это время, несмотря на прохладу или даже холод ты идешь работать, и пока пишешь — согреваешься. Пишешь ровно до того момента, пока из тебя еще сочится сюжет, пока ты еще знаешь, как будут развиваться события. Ты останавливаешься, чтобы прожить до следующего утра и снова взяться за работу. И так каждый день, начиная, скажем, с 6 часов утра и до полудня», — рассказывал Хэмингуэй.

«Попробуйте найти все это в одном лице, при том что это лицо сможет преодолеть все те влияния, которые тяготеют над писателем. Самое трудное для него — ведь времени так мало — это выжить и довести работу до конца»

Многие пытались писать, как он. Но чаще эти люди были лишь подражателями, которые проводили большую часть дня в барах, и чьи тексты не отличались глубиной размышлений, сложной психологией персонажей. Тем более там нельзя было найти никаких «айсбергов».

На счастье, всем поклонникам таланта Хэмингуэя, в наше время вполне реально почувствовать себя в шкуре писателя. Совсем недавно был создан специальный сервис, который научит вас писать как Хэмингуэй. Одноименный сервис Hаmingway выделяет длинные и сложноподчиненные предложения в вашем тексте — так будто бы это сделал сам Хэмингуэй, который в тексте использовал преимущественно глаголы, отдавая предпочтение действию. Параллельно сервис ведет статистику простых предложений и указывает, какие сложные слова можно заменить простыми. По итогу сервис выдает среднюю оценку читабельности вашего шедевра по 50-бальной шкале.

хэм6

***

 

Эрнест Хэмингуэй оставил большой след в истории мировой литературы. Интересно, как бы выглядели современные популярные произведения, если бы руку к ним приложил сам Хэм? Мы озаботились этим вопросом, и вот что из этого получилось. Перед вами несколько отрывков из современной литературы, которые мог бы написать сам писатель.

«Пятьдесят оттенков серого» Э. Л. Джеймс

50 оттенков

Кадр из фильма «50 оттенков серого»

— Самое удивительное, что мне совсем не больно, — сказала Анастейша. – Только так и узнают, когда это начинается.

— Неужели совсем не больно?

— Нисколько. Правда, запах. Но ты уж прости. Тебе, должно быть, очень неприятно.

— Перестань. Перестань, пожалуйста.

Койка, на которой она лежала, стояла под заурядной тенью другого небоскреба, и, глядя дальше, на залитую слепящим солнцем долину, она видела другие здания, а в небе парили птицы, отбрасывая вниз быстро скользящие тени.

«Сияние» Стивен Кинг

сияние

Кадр из фильма «Сияние»

Джек Торренс был худ и изможден многочисленными попойками, щеки его покрыты щетиной, вызванной небрежностью к собственному существованию. Волосы с них спускались до самой шеи, на руках до сих пор виднелись остатки мела со времен, когда он преподавал в школе. Кожа их потрескалась от сухости и напоминала трещины в давно уже мертвой безводной пустыне.

Все на нем было старое. Он стучит печатной машинкой, пытаясь найти вдохновение, но постепенно сходит с ума. Отель, в котором он поселился, был построен на месте старого индейского кладбища.

— Не люблю рыбу.

— Как бы не так, — сказал Холлоран. – Просто тебе не попадалась рыба, которой ты по душе.

«Игра престолов. Песнь Льда и Пламени» Джордж Мартин

игра престолов2

Кадр из сериала «Игра престолов»

Осенью война все еще продолжалась, но для нас она была окончена. На Севере в это время года было холодно и темнело рано. Зажигали свечи, и было приятно бродить по улицам. Мерзлые выпотрошенные туши зверей тяжело свисали до земли, а мелкие птицы качались на ветру, их перья трепетали. С гор дул ветер. Во дворе мы почти всегда встречали похоронную процессию. Обратная дорога показалась более длинной и холодной, хотя ветер стих и солнце поднялось выше.

— Дезертир принял смерть отважно, — проговорил Робб. Высокий и широкоплечий, он рос день ото дня.

— Нет, — негромко ответил Джон. – Это не отвага. Он окоченел от страха. Мог бы и посмотреть ему в глаза, Старк.

— Спорим, я буду первым у моста?

— По рукам, — ответил Джон, посылая своего коня вперед.

«Гарри-Поттер и узник Азкабана» Джоан Роулинг

Кадр из фильма "Гарри Поттер и узник Азкабана"

Кадр из фильма «Гарри Поттер и узник Азкабана»

Дверь паба «Три метлы» мадам Розмерты отворилась. Вошли трое и сели за стол. На улице уже темнело. За окном зажегся фонарь. Вошедшие просматривали меню. Гермиона глядела из-за стола на лестницу. Туда отправился Гарри. Не желая того, он услышал разговор о его дяде.

— Об укрытии семья Гарри знал только Блэк. И он выдал эту тайну, — сказала одна.

— Он не только привел убийцу в их дом, но и сам убил одного из их друзей — Питера, — добавил второй.

— И Питер пытался предупредить родителей Гарри.

— Блэк – крестный отец Гарри.

От услышанного Гарри, не помня себя, сбежал вниз по рассохшимся деревянным ступеням паба прямо на улицу, где который день было снежно, как в горах.

***

Сейчас, когда прогресс дошел до того, что не нужно особого труда, чтобы подделать произведение искусства. Когда продается почти все, мы вспоминаем еще одну фразу Хэмингуэя: «Писать на самом деле очень просто. Ты просто садишься перед пишущей машинкой и начинаешь истекать кровью». Поэтому, если вы хотите стать кем-то, лучше всего стать собой. Писательство, настоящее писательство – это навык, который нужно развивать.

Текст: Мария Ключникова

НОВОСТИ


ВАМ МОЖЕТ ПОНРАВИТЬСЯ