Росселла Де Венуто: «Мне нравится триллер за его глубокую работу с подсознанием»

После просмотра триллера «Зеркальный дом» у всего зрительского зала возник один-единственный вопрос: почему Росселла взялась за такой сложный и неоднозначный жанр? Однако вопрос так и остался риторическим, сместившись на гиперболизацию ощущений. «365» побеседовал с итальянским режиссером Росселлой Де Венуто и узнал, почему она выбрала триллер, основан ли «Зеркальный дом» на реальных событиях (или, еще страшнее, история начала сбываться потом) и почему «натуральные» страшилки лучше компьютерных.

Вы дебютировали в жанре триллера. Почему такой выбор? Какой простор для творчества вы нашли в этом жанре?

Я выбрала триллер, потому что мне очень нравится этот жанр. (Улыбается.) Фильмы ужасов дают уникальную возможность говорить не о самих ужасах. В «Зеркальном доме», например, есть тема материнства: героиня узнает, что она беременна, хотя врачи ранее говорили ей, что у нее не может быть ребенка. Казалось бы, она должна радоваться – но она пугается, потому что она боится того, что может формироваться внутри нее в этом доме, среди этих жутких призраков прошлого. И больше всего она боится, что ее ребенок может быть демоном. И ты можешь усилить эти эмоции, преувеличивая. С одной стороны, этот жанр подчинен ряду правил, потому что из рамок клише ты не можешь выходить. С другой стороны, ты можешь с помощью этого жанра вызвать у зрителя эмоции, ощущения, работать с его подсознанием, и жанр триллера приспособлен к этому больше, чем какой-либо другой жанр. Больше всего фильмы ужасов, конечно, направлены на работу с подсознанием.

Вы учились режиссуре в Нью-Йорке и там же делали первые шаги в кино. Когда вы вернулись в Италию и вплотную занялись съемками короткометражных фильмов, почувствовали ли вы разницу в различном подходе к кино?

В Америке я написала один сценарий с американским режиссером, но фильм пока еще не вышел. И когда мы работали над этим сценарием, я получила опыт написания сценария «по-американски», это более структурированный, более четкий сценарий. Когда я работала над «Зеркальным домом», то переняла эту манеру, но все же «итальянизировала» ее, сделала более свободной. В целом же американское кино более продуманное, оно полностью адаптировано под зрителя. Например, у американских ужастиков есть правило, что зрители должны пугаться, подскакивать в кресле от страха через каждые 2-3 минуты – потому что они специально сделаны для молодежи, и их молодежь любит это, она ждет этого. Восточная же философия триллера больше нагнетает страх, концентрирует его где-то здесь, внизу живота; это какие-то подсознательные, внутренние процессы, которые накапливаются, возрастают, чтобы в конце концов взорваться, вырваться наружу. Я, хотя и почерпнула многое из американского опыта, в плане страха придерживалась именно восточного взгляда, потому что считаю это неким образцом, «старой школой». Также это может понравиться более взрослой аудитории, потому взаимодействие со зрителем идет вплотную, это, скажем так, внутреннее прорастание страха.

Кадр из фильма «Зеркальный дом»

В вашем фильме катарсис вынесен в самый конец – это тот последний кадр, где девушка, будучи выжившей, задувает свечу в подвале. Катарсис для триллера элемент по большей части необходимый, раз уж мы говорим о «старой школе». Совмещая западную и восточную школу, не чувствовали ли вы «неудобство» по части именно концовки?

Да, я боролась сама с собой, чтобы поставить эту сцену. Были люди, которые говорили мне: «Нет, так нельзя заканчивать, вырежи эту сцену». Но я в итоге решилась. Все же эта сцена символизирует, что есть и другая дверь для выхода, что все отнюдь не так, как думают те, кто главную героиню туда загнал. Уже когда фильм заканчивается, зритель понимает, что девушка в этом гроте должна родить ребенка. Это некая параллель с тем призраком девушки, которую убили в этом подвале, и здесь же заключен катарсис. Зрители назвали конец мрачным, но, все же, то, что она жива, это уже надежда, это уже свет, это выдох для зрителя.

Вы «нагнетали» страх именно «натуральными» приемами: контраст внешности главных героев, свет и тень, музыка и тишина, нагромождение и пустота – все это достигнуто камерой, какими-то операторскими решениями, продуманностью звуковой картинки. Почему вы почти не прибегали к компьютеру?

Я с самого начала поставила для себя цель основываться только на естественных, природных вещах. Не хотела какие-то дополнительные постпродакшн-эффекты. Я хотела использовать архитектуру, свет и музыку. Даже мои привидения, которые в фильме сделаны на компьютере, это настоящие тени, которые плавают по стенам. Также у меня были очень хорошие «звукачи» из Ирландии, с которыми мы полностью прописали всю звуковую картинку – от шороха бумаги до крика ласточек. Даже звуки, как ткань скользит по столу, как бархат соприкасается с шелком, у нас прописаны. И, когда мы вставили это в фильм и увеличили громкость, вы можете сами оценить, что получилось – это пугает, это как-то взаимодействует с нами. В целом же по поводу компьютерных эффектов: да, если у режиссера большие деньги в бюджете, то он может сделать очень правильные вещи с компьютером. Но это не так-то просто, потому что эта прописанная на компьютере «страшилка» должна быть естественной. Вот у меня в фильме есть зомби – опять же, я делала ему грим, а на компьютере только закрасила радужку, чтобы глаза были белыми. У меня не было столько денег в бюджете, чтобы я создала какой-то загробный страшный мир с кучей компьютерных зомби. (Смеется.) Но я считаю, что «натуральные» эффекты, если грамотно с ними работать, могут пугать даже больше компьютерных. На компьютере очень легко перейти черту правдоподобности. Для взаимодействия со зрителем триллер должен быть реальным, зритель должен меньше считывать глазом и больше додумывать – в этом страх. Вспомнить ту же «Ведьму из Блэр»: там вообще ничего не добавляли с помощью компьютера, но как это страшно!

Вот как раз «Ведьма из Блэр» — те ребята выставили свою историю как якобы реально произошедшую. А после показа «Дома» вы говорили, что ваша история начинает сбываться…

Да, да, я написала сценарий, но когда фильм уже вышел, когда мы и думать забыли о сценарии, вдруг в новостях мы услышали про то, что был найден в одном из старинных поместий скелет девушки, замурованной в стену перед смертью. Эта история очень явно перекликается с моей, и это просто потрясает. Пока я писала эту историю, я читала очень много готических романов, чтобы дышать этой атмосферой, чтобы передать ее.

Кадр из фильма «Зеркальный дом»

Актеры в «Зеркальном доме» справились блестяще, это было отмечено как критиками, так и зрителями. Они на съемочной площадке как-то тоже «проникались» этой готической атмосферой триллера, и потому так реально играли?

Это дело актерской игры. (Смеется.) Фиона Глазготт, наша главная героиня, это актриса, которая умудряется в прямом смысле войти в состояние персонажа, роль которого она исполняет. Она также вкладывала в игру очень много своего личного, и даже с физической точки зрения она разрешила делать с ней все, что требуется для роли, и мы ее крутили, гримировали, пугали… К тому же Фиона – она очень техническая актриса, она очень точно понимает, что ей надо делать в тот или иной момент, она понимает это, как понимал бы ее персонаж. Другие актеры полагались больше на импровизацию, меньше вникали, но играли в полную силу. К тому же мы «повышали реалистичность» даже на съемочной площадке – например, ко мне подходили актеры, говорили, что в жизни так не бывает, так не говорят, так не реагируют, и мы изменяли сценарий, мы импровизировали.

Я заметила, что вы очень четко формулируете в каждом эпизоде фильма свою кульминацию, и цепляете развязку с завязкой следующего эпизода, своеобразная цепочка. Вы начинали с жанра короткометражных фильмов, где малейший просчет в структуре может повлиять на интерес зрителя. Что вам нравилось в коротком метре? Это ведь достаточно специфичный жанр. В будущем вернетесь к нему?

В моих короткометражных работах была одна проблема: я пыталась в короткий метр засунуть полный метр. (Смеется.) И вот теперь, когда я вышла на полный метр, я понимаю, что это мой размах. В коротком метре, все же, ты не можешь рассказать всю историю, ты можешь только выбрать какой-то эпизод и детально раскрыть его. Я сняла две короткометражки – «Bambi» и «Wanted Rome», они есть на YouTube. Сейчас я работаю над сценариями двух полнометражных картин. Обе по теме связаны с археологией. Одна – чистый хоррор, там больше страха, а вторая – это фентези.

Ваш фильм «Зеркальный дом» назвали истинно итальянской картиной в плане места действия и атмосферы картины, и вы тоже сказали, что Апулию выбрали специально. Эти две работы вы тоже будете снимать в Италии, или уже попробуете «шагнуть шире»?

Да, как и «Зеркальный дом», я хочу сделать эти картины итальянскими, и пейзажи Италии, земля Италии – одна из составляющих этой «истинно итальянской» атмосферы. Я хотела бы снимать будущий фильм в Лацио, в Риме, в итальянских Альпах… Но я думаю, что герои моей картины будут собраны со всего мира. Мне нравится смотреть на Италию глазами разных людей, передавать эмоции, которые Италия у них вызывает… Это возможность смотреть за происходящим с какой-то высокой точки наблюдателя, и иностранец, который видит, что происходит с ним в Италии, он понимает и видит это не глазами местного жителя, а именно «взглядом со стороны». Это я наблюдала даже при показе фильма в разных странах: иностранцы всегда видят в фильме то, что итальянцы даже не замечают.

Например, здесь, на NICE?

Особенно на NICE. (Улыбается.)