Йоаким Фьелструп и Кристиан Гаде Бьеррум: о кино и зрителях Дании, тонкостях работы актера и проекте «Looking for me»

Фестиваль Danish Wave, в седьмой раз приехавший в Россию при поддержке Посольства Дании и арт-объединения «CoolConnections», в Москве прошел с невиданным успехом: все картины, от «Итси-Битси» до «Второго шанса», были тепло приняты московскими зрителями и собирали неизменно полные залы. «365» встретился с приглашенными звездами фестиваля – актерами Йоакимом Фьелструпом и Кристианом Гаде Бьеруммом, сыгравшими в фильме-открытии Danish Wave и поговорил с ними о картине «Итси-Битси», современном датском кино и его развитии, а также о личных творческих планах.

У кинематографа каждой страны есть какая-то особенность – то, что в первую очередь узнают зрители по картинке, по способу раскрытия конфликта, или даже по актерской игре и так далее. В чем особенность кино Дании, на ваш взгляд?

Йоаким Фьелструп: Ну, речь, на самом деле, идет о социальном реализме, и о тех правилах, которые были установлены в датском кино еще 20 лет назад, когда фон Триер еще начинал как режиссер. На самом деле – не знаю, правда. Ничего особенного, по-моему, нет. Только социальный реализм. (Улыбается.)

Кристиан Гаде Бьеррум: Вот даже по поводу актерской игры: не могу просто так сказать, что у нас есть какая-то особенность хорошей актерской игры. Но я могу сказать, что датские актеры играют очень понятно и не упрощенно. Вот, пожалуй, и все.

У нас в России знают Ларса фон Триера, знают Винтерберга, некоторые слышали про «Догму 95» — и, судя по этому, говорят, что датское кино интеллектуальное, саркастичное, можно даже сказать жесткое. 

К.Г.Б.: Сколько разных у нас режиссеров – а их у нас много – столько разных и фильмов, на самом деле. То есть тут идет речь не только о различных продюсерах, которые дают деньги и наблюдают за производством фильма, но и о том, каков режиссер и насколько он настойчив сам по себе, на самом деле.

Й.Ф.: Да, нет такого, чтобы люди выходили с фильмов Триера и говорили: «Ох, как было хорошо!» (Смеются.) Но что-то мы с собой уносим ведь. Этого не произошло бы, если режиссеры сидели и думали, как бы побольше денег наварить на всем на этом.

К.Г.Б.: Но сейчас происходит переход поколений. То есть те люди, которые начинали снимать кино 20 лет назад, во времена «Догмы 95», они уже не те, что были раньше. Вот мы, например, представители нового кино, и это повлечет за собой определенные изменения во всех пластах кинематографа Дании.

В чем вы замечаете этот переход?

Й.Ф.: Темы, наверное, и раскрытие…

К.Г.Б.: Да, вот недавно прошла премьера фильма «Элита» Томаса Данесков (Thomas Danescov), и, на мой взгляд, это один из лучших датских фильмов последнего времени, причем снят он молодым 26-летним датским режиссером, который очень хорошо отображает мое поколение и то, как мы видим себя.

Й.Ф.: И этот фильм, кстати, сделан при бюджете в 2 миллиона датских крон. Это буквально ничего. У нас в «Итси-Битси» бюджет 30 миллионов датских крон. И стоит отметить, что все больше и больше фильмов делается при маленьком бюджете, как снимали в свое время режиссеры «Догмы 95».

К.Г.Б.: Современное датское кино, вот это переходное кино, она пытается выйти из рамок, которые очерчивает Датский институт кино. Хочет обойти сложившуюся систему, и поэтому бюджет фильмов такой маленький.

У нас в России есть такой вот фильтр, который установлен где-то в недрах Министерства культуры, и когда в прокат просачивается «плохой» фильм, его быстро убирают или пускают ограниченным прокатом. В Дании есть что-то похожее? С ажиотажем вокруг запретной темы?

Й.Ф.: Ага. (Улыбается.)

К.Г.Б.: Ага.

Й.Ф.: Вот у нас недавно вышел фильм… Не помню название, но он о том, что мужчина хочет умереть. И ему нужно поехать в Германию, чтобы ему там помогли умереть. И у нас, есть, конечно, эта тема, чтобы врачи принимали эвтаназию и помогали людям, тяжелобольным, умирать, с помощью, не знаю, яда там, лекарств и так далее… И еще у нас гуляет активно тема про иммигрантов-мусульман в Дании… Но фильмов не показывают об этом. Такой вот недостаток… У нас эти две темы что-то вроде общественного табу. Это не цензура, не подумайте. Если кто-то об этом снимет фильм, то к нему потом не придут и не скажут: «Ты зачем это снял, это нельзя!» Во всяком случае, это я так вижу.

Поговорим о зрителях. У нас в России вот есть деление такое: основная часть молодежи любит Голливуд, основная часть старшего поколения – Болливуд, а интеллектуалы и снобы – европейское кино. Как в Дании со зрителями?

Й.Ф.: Ну, это везде так! (Смеется.) У нас, например, есть очень много фильмов, датских, которые очень популярны внутри страны, но за рубеж никогда не попадают. Они только для Дании «срабатывают», это такой наш «внутряк». И, как правило, на них билеты сразу раскупают, и кроме датчан их никто смотреть больше не захочет. Такое вот… кино с датским характером, для нас.

Это кино для молодежи?

К.Г.Б.: Да, как для основной аудитории, но не обязательно. Очень пользуются спросом экранизации известных наших произведений, какие-то фильмы-турне, причем если они с известными в Дании актерами – это просто залог успеха. Хотя вот актеров известных датских… десять человек, пять мужчин и пять женщин.

Й.Ф.: Многие хотят пойти в кино, чтобы увидеть что-то, что их не удивит. Они спокойно заходят в зал, спокойно смотрят и спокойно выходят. Хотя вот я думаю, что в Дании, особенно среди молодых, есть много людей, которые просто хотят, чтобы их удивили.

А ваши любимые режиссеры? Кто вас удивляет?

Й.Ф.: Тарантино! Я вот просто помешан на нем. По-моему, в его фильмах очень весело играть. Потому что речь идет о жизни и смерти, и сложные реплики очень понятны. И есть такое вот что-то, что тянет… Есть сцена, и необходимо увидеть, что дальше будет, в следующей сцене. Что-то такое, что не отпускает. Это вот мое.

К.Г.Б.: У меня вот Алехандро Гонсалес Иньярриту. И я слежу за такими молодыми режиссерами, как уже упомянутый Томас Данесков. За ними будущее. Еще вот есть режиссер Андерс Моргенталер, и у него есть фильм, «Принцесса», где он смешивает анимацию и настоящие съемки. Его фильмы не столь потрясающи, как можно подумать, но, мне кажется, он задает новые направления, новые тренды.

Й.Ф.: И еще нам обоим нравится Оле Кристиан Мадсен, у которого мы снялись в «Итси-Битси».

К.Г.Б.: Да!

Вот как раз насчет «Итси-Битси»: о чем этот фильм говорит со зрителем?

Й.Ф.: Моя точка зрения заключается в том, что я не вижу какого-то посыла в фильме. По-моему, его нет. Я не допытывался об этом у Оле Кристиана, но, наверное, он хотел показать жизнь человека, не осуждая его. Очень легко сделать фильм, в котором будет говориться: «Свобода – это самое важное в нашей жизни!» или «Не надо употреблять наркотики!», но было интересно смотреть за жизнью Эйка и уже самим делать в себе какие-то выводы.

К.Г.Б.: Ну, тот персонаж, которого я играю, там прямо четко видно, что наркотики могут увести от страданий, это путь в те миры, где есть вдохновение, но посыл режиссера не в этом. Просто был такой персонаж, и самим надо делать выводы, прав он, не прав…

Й.Ф.: Что интересно в характере Эйка – это то, что он не в ладах с самим собой, не согласен с самим собой. Он не хочет быть в этой системе, хочет устроить революцию что ли. Но в то же время он очень семейный, очень спокойный: хочет жить со своей девушкой, хочет детей завести…

К.Г.Б.: И поэтому фильм очень важен, он показывает, как в 60-х решали такие конфликты, как их переживали… Но несмотря на привязку к определенному времени, он очень актуален. Он может происходить сейчас. Я тоже могу ходить по улице, у меня могут быть какие-то мысли, хочу сокрушить систему – и в то же время я хочу виллу с тисовым забором, машину, жену, детей… И поэтому фильм безвременной просто.

А легко ли было ухватить ту «волну», с которой надо было играть, с которой надо было передать характеры своих героев, их эмоции?

Й.Ф.: Дело в том, что нам было просто достаточно играть, потому что мы снимали сцена за сценой. То есть когда Эйк хочет, чтобы Ибен поехала с ним в Непал – мы играем это, а если мы принимаем наркотики, то мы играем, как будто мы принимаем наркотики. То есть мы не берем на себя весь груз жизни Эйка в один момент и не прогибаемся во время той или иной сцены под этой психологией своего персонажа. Иначе мы бы просто с ума сошли, если бы нам, актерам, пришлось сопоставлять сцены, это тяжело. Еще я немного расхожусь с Эйком в том, что я не такой прямолинейный. Одна из самых тяжелых сцен для меня – это где я сразу «нападаю» словесно на жену своего нового знакомого. Мне трудно было: ты приходишь в гости, садишься, ешь чужой ужин и ругаешься с чужой женой. Мне даже Оле Кристиан Мадсен во время съемок этой сцены кричал из-за стены: «Не так, Йоаким, ты слишком милый!» (Смеется.)

К.Г.Б.: Что касается меня, то очень хорошо был написан сценарий. Тут было не к чему придраться. Я, конечно, испытывал поначалу сложности: приходишь на площадку – и тут тебе надо вживаться в роль наркомана. Хотя, конечно, небольшое прошлое есть. Может, поэтому я получил эту роль? (Смеется.) Мне было сложно себя с ним идентифицировать, я по натуре немного не такой, как он, я не грубый. Есть даже вырезанная сцена, где мой персонаж дерется – но я не смог ее сыграть так, как хотел Мадсен, она в итоге не вошла в фильм.

А у вас уже есть своя какая-то актерская философия общения со зрителем?

Й.Ф.: Хочется стать каким-то мостиком между тем, что написано на бумаге и тем, что должен понять зритель…

К.Г.Б.: Вот что круто в том, чтобы быть актером, это то, что режиссер… вот он вынашивал эту идею, да? Пять лет. И он набирал себе команду различных людей, и у каждого из них были какие-то свои представления о фильме, в котором они будут играть. И когда мы в первый раз выходили на площадку, снимали какую-то сцену, и звучало «Мотор!» или «Стоп, снято!», в эти моменты каждый из нас пытался в голове обрисовать какие-то свои представления о фильме, в котором мы все играем. И в этом, наверное, и заключается этот мост: творить это. Это как раз процесс творения. Это круто.

С чего начиналась ваша карьера актеров? У нас вот ходят страшилки, что очень сложно попасть в кино на главные роли, если нет связей. Может, были метания между театром и кино?

К.Г.Б.: Ну, меня вот как-то не брали на роли, потому что я знаю кого-то. (Смеется.)

Й.Ф.: Я поступил в Актерскую школу. У нас в Дании туда по связям нельзя попасть, ты туда приходишь, показываешься, и либо тебя берут, либо нет. Когда ты туда поступаешь, то уже невольно получаешь связи, ты ходишь на кастинги, на пробы, и так получилось с «Итси-Битси». Я никуда и ни к кому не подлизывался. (Улыбается.) У нас коррупции в этом плане нет.

К.Г.Б.: Хотя связи иметь, конечно, очень важно. (Улыбается.) Это еще никому не повредило, я думаю. Я получил роль, потому что услышал, что снимают фильм про хиппи. А я-то похож на хиппи! И потому подумал, что меня просто должны увидеть. В этом плане наша работа во многом зависит от тебя самого, ты должен писать куче людей, чтобы все были в курсе того, что ты здесь, что ты вообще такой есть, обратите на меня внимание!

Й.Ф.: И еще в Дании нет разницы, играет актер в кино или в театре. Мы говорим «Спасибо!», когда появляется хоть какая-то возможность поработать. По-моему, только известные датские актеры, вроде Мадса Миккельсена, настолько привыкли работать в кино, что им просто не хочется играть в театре.

Йоаким, вас на Берлинале-2015 назвали Восходящей звездой, а вы, Кристиан, уже успели поработать с Ларсом фон Триером в «Нимфоманке». Какие планы на будущее? В чстности, Кристиан, что у вас с проектом «Looking for me»?

Й.Ф.: Спасибо! (улыбается.)

К.Г.Б.: Больше работы!!!

Й.Ф.: Ну, я в ближайшем времени собираюсь в театре играть, где-то с сентября. Хотя я, конечно, ко всему открыт, если что-то будет. (Улыбается.) Насчет амплуа не могу сказать что-то определенное – главное, чтобы было хорошо написано. Я могу, конечно, посидеть и сказать: «Хочу играть злодея!», но если это плохой сценарий, то – нет.

К.Г.Б.: Я буду работать тоже в театре. Уже написал монолог, с которым собираюсь поехать в турне, даже в Нью-Йорке через полтора года. А так – очень много проектов, которые я хочу развивать. А вы сказали «Looking for me»? Вы про него знаете?

Да, видела несколько выпусков на YouTube и на Vimeo. Вы ставите своей целью помочь другим людям найти себя, вы рассказываете о своей жизни… Как пришла идея этого проекта?

К.Г.Б.: Это случилось три года назад. Я поехал в Колумбию искать свою биологическую мать. Меня же усыновили в 4 месяца. И я нашел ее. И обрел новую семью. Я поехал туда со своим другом, и мы снимали наше путешествие, получился такой документальный фильм о поисках матери. Потом я решил продолжить свое вот это «снимание» в рамках проекта «Looking for me» на 10 лет. То есть начать снимать видео с того момента, в 30 лет, и закончить в 40, и посмотреть, что из этого получится. Я хочу этим проектом показать другим людям, какого это быть мной, какого жить в том обществе, в котором я живу, какого быть актером, пытаться достигнуть успеха в карьере и так далее. Может быть, это уже материал для какого-то документального проекта – но это через много лет. Это не только мой портрет, это портрет поколения, нашего поколения. И Йоаким будет с нами в этом кино!

Й.Ф.: Да-а-а… Кристиан постоянно что-то снимает, а мне не хочется. (Смеется.) Постоянно, когда он наводит на меня камеру, я говорю: «Нет, хватит уже!» (Смеются.) Хотя это, впрочем, очень весело!

А ваш монолог? О чем он, если не секрет?

К.Г.Б.: Монолог называется «Отец». Он о моем отце, у которого был рак. И он вылечился уже, к счастью. Но этот монолог – о том, что претерпели наши отношения, отношения отца и сына, за время его болезни. А еще я, кстати, по совместительству учитель йоги, и я пытался совместить йогу и театр, и я пытался сделать такое представление, где актер занимается йогой на сцене и в то же время показывает театр. И с этим монологом я поеду в Нью-Йорк. А следующий монолог, который я сделаю, будет называться «Мать». А третья часть этой трилогии будет называться «Йоаким».

Й.Ф.: Да! (Смеется.)

К.Г.Б.: А может, я назову его «Я».

Й.Ф.: «Конечно, я».

К.Г.Б.: Да, точно: «Конечно, я»!